|
|
Песнь Песней
Введение Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8
Глава
8
1 О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей! тогда я,
встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы.
2 Повела бы я тебя, привела бы тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня,
а я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых яблоков моих.
3 Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.
4 Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, - не будите и не тревожьте
возлюбленной, доколе ей угодно.
5 Кто это восходит от пустыни, опираясь на своего возлюбленного? Под
яблоней разбудила я тебя: там родила тебя мать твоя, там родила тебя
родительница твоя.
6 Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою:
ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы
ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный.
7 Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто
давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с
презреньем.
8 Есть у нас сестра, которая еще мала, и сосцов нет у нее; что нам будет
делать с сестрою нашею, когда будут свататься за нее?
9 Если бы она была стена, то мы построили бы на ней палаты из серебра;
если бы она была дверь, то мы обложили бы ее кедровыми досками.
10 Я - стена, и сосцы у меня, как башни; потому я буду в глазах его, как
достигшая полноты.
11 Виноградник был у Соломона в Ваал-Гамоне; он отдал этот виноградник
сторожам; каждый должен был доставлять за плоды его тысячу сребренников.
12 А мой виноградник у меня при себе. Тысяча пусть тебе, Соломон, а
двести - стерегущим плоды его.
13 Жительница садов! товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать
его.
14 Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на
горах бальзамических!
1–4.
Возлюбленная выражает страстное желание, чтобы ее отношения к
Возлюбленному получили характер большей простоты и интимности. 5–7.
Пламенное исповедание Суламиты несравненной силы истинной любви. 8–10. О
сестре Суламиты. 11–12. Воспоминание ее о своем первобытном состоянии.
13–14. В заключение она вновь зовет своего друга, слыша и от него
соответствующий призыв, — стремиться на лоно природы для всецелого
наслаждения блаженством любви.
1-4. Нормальная половая любовь, хотя и отлична по природе и характеру от
любви по крови и свойству, но в отношении интимности, простоты и
непосредственности, первая естественно берет за образец вторую; и потому
как Жених книги Песни Песней не раз именовал Невесту сестрою (ст.
IV:12), так и Невеста, не удовлетворяясь положением своим — первой из
цариц (VI:8–9), жаждет теснейшего невозбранного общения с своим Женихом
— наподобие ласк сестры и брата. При этом главенствовать должен
Жених-брат — он должен учить Невесту-сестру (ст. 2), а она должна дарить
ему беззаветную любовь и преданность. Ст. 3 повторяет сказанное в ст. 6
гл. II-ой. По объяснению проф. Олесницкого, в рассматриваемых стихах
«земля, совершившая свой летний труд и сдавшая свои плоды, выражает
желание, чтобы солнце было ее братом, т. е., неразрывно пребывало вместе
с нею для того, чтобы ее виноградники и гранаты непрерывно цвели, чтобы
старые плоды немедленно сменялись новыми. Песнь опять оканчивается
обращенным к дочерям Иерусалима заклинанием не нарушать царствующей в
природе любви и гармонии» (цит. соч. с. 377).
5. Вопрос «кто это?.. » как и в аналогичных местах III:6 и VI:10,
принадлежащий, вероятно, иерусалимским женщинам, относится, без
сомнения, к новому и теперь уже последнему выступлению Невесты. В евр.
Библии: ала мин-гамидбар, Vulg. ascendit de deserto, русск. синод. :
восходит (архим. Макария; восходящая) от пустыни, что буквально
согласуется с III:6 и, вероятно, искусственно перенесено оттуда. LXX
читали иначе и передали: leleukanqismenh, слав. убелена, что гораздо
ближе соответствует общему ходу мысли и речи священного поэта: Невеста в
его книге представляется усовершающеюся, и если в начале книги она
являлась черною от загара солнечного (1, 4–5), то теперь, в конце книги,
она — по противоположности — представляется убеленною, достигшею
ослепительной белизны. По мнению проф. Олесницкого, «последняя стадия
Песни Песней VIII:5–14 приближается к картинам первой стадии и
изображает первую половину зимнего сезона, охлаждение и усыпление или —
так сказать — сокращение жизни природы… Не напрасно Палестина в
предшествующей песни так боялась удаления солнца. Солнце уклонилось — и
вот в одно утро Палестина является вся белая от снега. Эта мысль прямо
выражается в первых словах песни по чтению LXX: кто это выступает
блестящая таким белым цветом (по LXX) и яркостью этого снежного цвета
уподобляющаяся другу своему солнцу?» (с. 377); «главным зимним
украшением Палестины служат созревающие в декабре апельсины… священный
поэт их, и только их одних разумеет под общим именем яблок. Обремененные
зреющими плодами апельсинные деревья — один уцелевший залог близких
отношений между землею и солнцем; в этих запоздалых плодах зимнее солнце
едва возбуждает к жизни Палестину, спящую на лоне матери — земли» (с.
378).
6-7. В ст. 6–7, по согласному признанию всех древних и новых
толкователей, выражена основная мысль или идея всей книги Песнь Песней —
о несравненно высоком достоинстве и непреоборимой силе истинной любви,
как начала по существу и источнику своему божественного. Даваемое здесь
священным поэтом изображение любви — крепкой, как смерть, и ревности,
ненасытимой, как самый шеол, любви, как божественного пламени
неугасимого и неподкупного, является поистине неподражаемым, истинно
классическим. Но все глубокое значение этой картины делается понятным
лишь в связи с типологическим толкованием книги Песнь Песней.
Воспользуемся и здесь превосходным объяснением проф. Олесницкого. «Как
писатели пророческих книг в изображение крайнего политического падения
еврейского народа вводят черты блаженного мессианского царства в видах
утешения и ободрения народа, так и писатель Песнь Песней, дойдя в своем
описании до низшей ступени жизни обетованной земли, как бы уснувшей от
действия зимнего холода, неожиданно вводит в свое описание не имеющую
отношения к изображаемой им действительной Палестине черту высшего
непосредственного отношения Бога к земле своего народа. Изображение
любви в ст. 6–7, которая не прерывается даже смертию и адом, не
потушается никакими (зимними) водами и не приобретается никакими
сокровищами, есть изображение той божественной любви, которая служит
основанием всего ветхозаветного учения о Мессии. Приспособительно к
тому, что в нашей книге вообще говорится о солнце и его благодетельной
теплоте, и любовь Божия называется здесь пламенем (по первоначальному
чтению; пламя Иеговы Яг [Действительно, вместо принятого чтения в евр.
тексте ст. 6 пламень (сильный), в весьма многих кодексах у Кенпикотта и
Росси читается пламя Иеговы. ]. Таким образом, совершенно справедливо
древние толкователи видели в Песни Песней одно из самых высших и самых
светлых пророчеств о Мессии. С того высшего пункта, на котором мы стоим
в VIII:6–7, общая мысль всей книги Песнь Песней должна быть определена
так: среди всех превратностей судьбы Палестины, среди сменяющихся картин
ее природы, для народа еврейского есть только одно твердое и неизменное
основание жизни, это — обещанная ему высшая и совершеннейшая любовь
Иеговы, с раскрытием которой не нужно уже будет солнца на земле
избранных, Божиих, потому что сам Иегова будет для нее солнцем
незаходимым» (с. 378–379). О параллелизме ст. 6–7 с Рим VIII:35–39 мы
говорили.
8-14. Общий смысл этого заключительного отдела состоит в указании
полного довольства и удовлетворения, какого достигла Невеста в
осуществившемся, наконец, давно желанном ею безраздельном общении со
своим Возлюбленным. Частности же, как и во многих местах нашей священной
книги, с трудом поддаются удовлетворительному, бесспорному объяснению.
Так, трудно определить, кто именно та младшая сестра, о которой говорят
— по предположению, имеющему много сторонников (см. напр., русский
перевод Архим. Макария) — братья Невесты в ст. 8–9. Мидраш и многие
толкователи (в том числе и проф. Олесницкий) видят и в этой, младшей
сестре, Невесту — героиню Песни Песней, и именно в применении к ней, т.
е. ближе всего к историческому библейскому Израилю, изъясняют упомянутые
здесь несовершенства и нужды этой сестры. Однако за отличие ее от
Невесты говорит уже самое название ее меньшею, а также и то, что в ст.
10 Невеста по своим качествам прямо противополагается, как «достигшая»
полноты (у архим. Макария: «нашедшая мир»), несовершенной младшей
сестре. Поэтому естественнее видеть в последней чуждую Израилю и его
богодарованному достоянию общину язычников, хотя и верующих, но далеко
не имевших благоприятных условий для развития и практического
осуществления этой веры (можно здесь для сравнения привести изображение
состояния язычества у апостола Павла, напр., Еф II:12–13).
Виноградник, ст. 11–12, напротив, есть, как и в Иc V:1 сл., образ
ветхозаветного библейского Израиля с его теократическим устройством.
«Ваал-Гамон», как собственное имя, в ветхозаветных канонических книгах
не встречается. Сопоставление этого имени с городом Валамоном,
упомянутым в книге Иудифь, VIII:3 имеет лишь ту вероятность, что
последний находился (Onomast. 191, 228) вблизи Дофана или Дофаима
(Onomast. 396), т. е., вблизи и Сунема — родины Суламиты. Но еще
вероятнее, что «Ваал-Гамон» есть нарицательное имя, буквальное значение
которого «владетель множества (народов)», вполне приличествует Соломону,
а еще более прообразованному им Мессии.
С последними взаимными приветами любви, ст. 13–15, Возлюбленные исчезают
в эфирных высотах, с чем вместе замолкают и последние тоны
превосходнейшей из песней — Песни Песней, этой — по истине, «неуловимой
загадки, предложенной человеческому духу Духом Абсолютным» (проф. А. А.
Олесницкий, Книга Песнь Песней… С. 338).
Профессор Киевской Духовной Академии, магистр богословия, священник А.
А. Глаголев