Песнь Песней
Введение Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8
Глава
2
1 Я нарцисс Саронский, лилия долин!
2 Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами.
3 Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами.
В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей.
4 Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною - любовь.
5 Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от
любви.
6 Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.
7 Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не
будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно.
8 Голос возлюбленного моего! вот, он идет, скачет по горам, прыгает по
холмам.
9 Друг мой похож на серну или на молодого оленя. Вот, он стоит у нас за
стеною, заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку.
10 Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя,
прекрасная моя, выйди!
11 Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал;
12 цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы
слышен в стране нашей;
13 смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая,
издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!
14 Голубица моя в ущелье скалы под кровом утеса! покажи мне лице твое,
дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лице твое
приятно.
15 Ловите нам лисиц, лисенят, которые портят виноградники, а
виноградники наши в цвете.
16 Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасет между лилиями.
17 Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, возвратись, будь подобен
серне или молодому оленю на расселинах гор.
1–7.
Третья строфа первого отдела книги. Невеста и Жених взаимно обмениваются
похвалами друг другу, но затем под сильными впечатлениями пламенной
любви Невеста изнемогает, испытывает как бы болезнь любви и наконец,
погружаясь в полусознательное состояние, заклинает дщерей иерусалимских
не будить любовь до тех пор пока она не явится сама собою. 8–17.
Описание Возлюбленного со стороны Невесты, весенний привет любви первого
к последней и обратно.
1. Высказавши выше (I:15–16) призыв Возлюбленному своему последовать на
лоно природы, Невеста теперь скромно и себя саму представляет дитятею
девственной природы (как бы в противоположность искусственному
великолепию дворца Соломонова), восклицая о себе: «я — нарцисс
Саронский, лилия долин». Евр. хабаццелет (встреч. еще в Ис ХXXV:1),
переданное в русск. перев. словом нарцисс, имеет, впрочем,
неопределенное и скорее более общее значение, как и стоит у LXХ-ти:
anqoV tou pediou, Vulg. flos campi. Поэтому все попытки — точнее
определить название этого цветка: нарцисс (уже Таргум передает: наркос),
роза (Бётхер), тюльпан (Вайгингер) имеют гадательное значение, по
Гезениусу это — (по терминологии Линнея) Colchium autumnale. Под именем
Сарона Евсевий и Иероним (Onomast. 834) различают две местности: одну
между Фавором и морем Тивериадским (теперь Сарона к северу от вади
ел-Бире), другую — более известную по побережью Средиземного моря и
горам Израильским от Ионнии до Кесарии (1 Пар XXVII:29; Ис XXXIII:9;
ХXXV:2). Может быть, в данном случае в виду близости первой местности к
городу Сонаму, родине Невесты Суламиты (ср. Песнь VII:1), имеется ввиду
именно она. Евр. шошан (ср. Песнь II:16; IV:5; V:13; VI:2; VII:3)
обыкновенно переводами (LXX: krinon, Vulg. lilium) и толкователями
передается словом: лилия, хотя, вероятно, в древности означало цветы не
одной только породы и не только белого цвета (по Песнь V:13, лилия имеет
красный или розовый цвет — в роде lilum rubens у Плиния); по Гезениусу,
Anemone соronaria. Ориген, относя стих 1-й к словам Жениха, комментирует
ст. 1 так: «Ради меня, находящегося долу, Он — сходит в долину, и,
приведши в долину, делается лилиею. Вместо древа жизни, которое
насаждено было в раю Божием, Он сделался цветком целого поля, то есть
целого мира и всей земли. Ибо что может быть цветком мира в такой
степени, как имя Христово?» (с. 163).
2. Если Невеста только из скромности называет себя лилиею долин (ст. 1),
то Жених сравнение ее с лилиею берет образом ее великой красоты и
несравненного превосходства пред всеми другими придворными женщинами
(ср. VI:8–9). «Как лилия не может быть сравниваема с тернами, между
которыми она всегда появляется, так ближняя моя над всеми дщерями есть
то же, что лилия посреди тернов» (Ориген — Иероним, с. 163).
3. Ответные слова Невесты (ст. 3а) представляют полную параллель похвал
ей со стороны Жениха (ст. 2). Яблонею (вар. таппуах, греч. mhlon, лат.
malus), как и ниже под яблоками (ст. 5, см. VIII:5), разумеется не наша
яблоня, не имеющая тех свойств плодов своих, которым усвояются плодам
этой яблони (ст. 5), не растущая в качестве лесного дерева и вовсе не
встречающаяся в Палестине, а другое какое-то плодовое дерево:
апельсиновое, лимонное или абрикосовое. Пребывание в тени этой яблони и
вкушение ее плодов здесь, как и ниже (ст. 5, сн. IV:16; VII:14) образ
привлекательной близости и ограды ласк Возлюбленного. «Все деревья, все
древесные произрастания в сравнении с Словом Божиим почитаются
неплодоносными лесами. Для Христа все, что бы ты ни назвал, есть лес, и
все бесплодно. Ибо что, в сравнении с Ним, может быть названо
плодоносным? Даже деревья, которые, по-видимому, гнутся от множества
плодов, в сравнении с пришествием Его, оказываются безплодными» (Ориген
— Иероним, с. 163).
4-5. «Он ввел меня в дом пира» — выражение совершенно параллельное
словам ст. 3 гл. I: «царь ввел меня в чертоги свои», но в отличие от
этого места, имеет метафорический смысл, образное выражение родственной
мысли, как показывает уже выражение (4б): «знамя его надо мною —
любовь». Смысл тот, что пламенная любовь, подобно воинскому знамени,
защищает Невесту, развеваясь над ее главою (см. VI:4, 10). Не столь ясно
чтение ст. 4 по славянск. тексту «введите мя в дом вина, вчините ко мне
любовь», представляющее точный перевод с греческого текста. «Вино» здесь
берется в ассоциации с I:1, 3, как образ веселья, и «дом вина» (Vulg.
cella vinaria), вопреки буквальному пониманию у многих новых
толкователей, есть только образ полноты радостей любви. Мидраш
истолковывает ст. 4 так: «Общество Израилево говорит: Бог ввел меня в
великое виноградное точило, на Синай, и там дал мне мое знамя, — закон,
заповеди и добрые дела, — и я приняла их с великою любовью» (S. 59).
Преисполненная впечатлениями любовных ласк Жениха, как бы опьяненная их
действием (сн. V:8), Невеста переживает своеобразную болезнь любви, как
бы раненная (LXX) или уязвленная (слав. ) стрелою любви, почему,
обращаясь к дщерям иерусалимским, она просит их подкрепить ее вином
(точнее: «пастилою», как в перев. архим. Макария; евр. ашиша означает
именно пирожное из прессованных ягод, вообще фруктов, ср. Ос III:1) и
освежить яблоками (ст. 5).
По мнению некоторых (Беттхер и др. ), здесь разумеются особого сорта
яблоки, относительно которых восточные женщины, особенно обитательницы
гаремов, были убеждены в связи их с половою любовию. Но нечто подобное
из Библии известно лишь об «яблоках любви» — мандрагорах (Быт XXX:14 сл.
Песнь VII:14). Мидраш вторую половину ст. 6 перефразирует так: «Община
Израилева говорит пред Богом: все страдания, какие причиняют мне народы,
происходят только оттого, что я люблю Тебя» (S. 60).
Ориген и Иероним понимают болезнь любви тоже в нравственно
аллегорическом смысле: «Как прекрасно, как привлекательно получить рану
от любви! Иной принял в себя стрелу плотской любви, другой уязвлен
земною страстью; ты же обнажи члены твои и предоставь себя стреле
избранной, стреле прекрасной, ибо стрелок есть Бог (Ис XLIX:2, 6)… Этою
стрелою были уязвлены те, которые рассуждали между собою: не сердце ли
наю горя бе в наю, егда сказоваше нам Писание (XXIV:32)» (с. 167).
6. Данный стих представляет обоснование предыдущего и содержит указание
источника страстно и как бы болезненно развитой и напряженной любви:
нежнейшая любовь и заботливость со стороны Возлюбленного обнимают все
существо и наполняют всю жизнь Невесты (сн. VIII:3). «Слово Божие держит
премудрость и в шуйце и в деснице, и премудрость эта, хотя по различию
ее разумения бывает многоразлична, но в своем источнике одна. Сам
Соломон учит о шуйце и деснице Премудрости: долгота бо жития и лета
жизни в деснице ея, в шуйце же ея богатство и слава Притч III:16.
(Ориген-Иероним, с. 168. См. Толков. Библ, т. IV, с. 904).
7. Первый отдел книги заканчивается своеобразною клятвою или
заклинанием, три раза встречающимся в книге Песнь Песней (II:7; III:5;
VIII:4) и более нигде в Писании, клятвою к иерусалимским женщинам
сернами или полевыми ланями не возбуждать любовь (а не «возлюбленную»,
как в Вульгате и в русск. Синодальном и Архим. Макария), пока она
пробудится сама.
Формула клятвы «сернами или полевыми ланями» по мазоретскому тексту
подтверждается текстами; Сирским, Вульгатою (per capreas cervosque
camporum) и русским и заслуживает предпочтения пред формулою греч. и
слав. «в силах и крепостях села». Основание своеобразной поэтической
формы этой клятвы заключается не в чем ином, как в особенной грации и
красоте газелей и ланей, в силу чего они являются наиболее подходящим
образом — женской красоты и миловидности (Притч V:19; Толков. Библ. т.
IV, с. 908), а вместе и женской любви; особенна уместна и естественна
такая клятва в устах женщины и в обращении к женщинам же (во всех трех
названных случаях: Песнь II:7; III:5; VIII:4), которых Невеста
настоятельно предостерегает от соблазна преждевременно и искусственно
вызывать и воспламенять в себе пламя любви, напротив советует
предоставить пробуждение и развитее этого чувства природе и Богу. Здесь
— мораль всего отдела 1 (I–II:7): последовательное развитие чувства
любви — от первого искания лобзания Возлюбленного до полного изнеможения
любви послужило для Невесты основанием сделать упомянутое
предостережение подругам. Указываемый ею закон нормальной постепенности
в любви имеет силу и в аллегорическом толковании — в применении
содержания книги к природе, к истории Израиля и к истории спасения. По
объяснению проф. Олесницкого, первый отдел книги Песнь Песней может быть
назван зимнею или предвесеннею песнью сетования обетованной земли о
солнце, уклонившемся от нее в своем зимнем течении, а также песнью
первого, печального периода в истории Израиля — пребывания в Египте и
странствования по пустыне (Цит. соч. с. 368–369).
8-9. Новая картина открывается рядом воспоминаний Возлюбленной о
блаженных минутах имевшего место ранее единения ее с Возлюбленным.
Монолог Суламиты, передающий это свидание (II:8–III:5), по мнению
некоторых комментаторов, может считаться написанным раньше первого
отдела, так как в нем идет речь о причине, по которой Суламита
разлучилась с отцовским домом; «автор поступил очень тонко,
воспользовавшись предшествующими главному действию событиями только как
первыми нитями для остальной ткани» (Карпелес, стр. 81). В изображении в
ст. 8–9 Возлюбленного, отличающемся черезвычайною живостью, выставляется
на вид величайшая подвижность и неуловимость Возлюбленного, так что
невольно возникает аналогия ею с быстро движущими стихиями. «Второй
отдел Песни Песней II:7–III:5, говорит проф. Олесницкий, в отличие от
первого, может быть, назван Песнью весны. Скрывавшееся от земли солнце
теперь само вызывает ее к жизни. Отдел начинается отрывочными словами
«голос возлюбленного моего». Жених находится в таком отношении к
невесте, что она слышит только его голос, чувствует его дыхание, но не
знает, откуда приходит и камо идет (Ин III:8). Подобно неуловимому ветру
и быстроногой серне, он пробегает по стране, перескакивает через горы и
холмы. В отношении к человеческому образу такое представление было бы
весьма неестественно; но в отношении к вольному лучу солнца, не знающему
препятствий ни в горах, ни в долинах, это в высшей степени натурально.
Прекрасно идет сюда и то, что говорится в следующем (9) стихе о
возлюбленном, засматривающем на бегу в окна, мелькающем сквозь решетки
домов» (с. 369). Ещё более удобопонятными отмеченные черты являются при
типическом истолковании их о Христе, какое дает Ориген (с. 170 ср.
Мидраш, с. 67–68). В тексте LXX и слав. в ст. 9 имеется прибавка: epi та
or Baiqhl, Вефильских; в др. текстах и переводах прибавка эта не находит
для себя опоры.
10-13. Здесь имеем законченную строфу, начинающуюся и оканчивающуюся
приглашением Возлюбленного Невесте пользоваться прелестями наступившей
весны, скрывающейся в Палестине по миновании «времени дождей» (этгешамим
1 Езд X:9, 13), частнее позднего дождя (малкош). Весенний солнечный луч,
прободающий природу, касающийся высоких палестинских гор, не забывает
заглянуть и в жилище человека. Встань, прекрасная моя, говорит он всему
живущему во святой земле, пора оставить зимний покой и выступить на
простор для новой жизни… Стихи 12–13 изображают вешний вид палестинской
природы в это время года, по преимуществу называвшееся месяцем цветов,
ziv, подобно нашему месяцу маю». (Олесницкий, с. 370). Священный поэт
при этом выбирает такие черты весны — цветы, пение, благоухание, — какие
способны возбуждать любовь к природе и людям. По нежной любви к природе
и свежему аромату, эта «весення песня» есть редкое явление в целой
древности.
14-15. «О, голубица моя, говорит Палестине любующееся ею солнце, дай мне
смотреть на лице твое и слышать голос твой», очевидно, разумеется тоже
лицо природы, покрытое цветами, и тот же голос возвратившихся в
Палестину перелетных птиц, о которых говорилась непосредственно пред
тем. Прибавочное выражение: «из-под ущелий и скал и утесов» (покажи мне
лице твое) — самое точное описание грунта Палестины, покрытой суровыми
скалами и только из долин и воды смотрящей свежестию и жизнию»
(Олесницкий, с. 370). Ст. 15 является совершенно неожиданною вставкою,
прерывающею диалог жениха и невесты; может быть, это отрывок песни
рабочих виноградника, приводимый Суламитою по воспоминанию о своей
подневольной службе в охранении виноградника (I:5). Смысл стиха ясен:
«сила, покровительствующая Палестине, не может смотреть равнодушно на
врагов ее, кто бы они ни были, простые лисицы или лисицы политические»
(Олесницкнй, с. 370).
16-17. С ст. 16 данной главы по ст. 4-й главы 3-ей изображается ответное
— на призыв Жениха, ст. 8–14, — стремление Невесты к нему. Эпитет
Возлюбленного (ст. 16, сн. VI:2–3) «пасущий между лилиями» лучше всего
показывает, что Жених Песни Песней лишь в несобственном смысле на
метафорически-поэтическом языке называется пастухом. Невеста высказывает
крепкую уверенность в незыблемой твердости взаимных чувств, любви,
соединяющих ее с Возлюбленным (ст. 16, сн. VII:10). Однако сейчас же она
предвидит и предстоящую разлуку с ним и потому в ст. 17-м, имеющем
отношение к первым стихам следующей главы. Она ввиду наступающего заката
солнца умоляет Возлюбленного скорее вернуться с «гор разделения» (евр.
гape — батер, LXX: ta drh koilwmatwn, Vulg. montes Bether, слав. на
горах юдолий). Подобный же оборот речи речи имеет место ниже в IV:6.
