Песнь Песней
Введение Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8
Глава
3
1 На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его
и не нашла его.
2 Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать
того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его.
3 Встретили меня стражи, обходящие город: `не видали ли вы того,
которого любит душа моя?'
4 Но едва я отошла от них, как нашла того, которого любит душа моя,
ухватилась за него, и не отпустила его, доколе не привела его в дом
матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей.
5 Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не
будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно.
6 Кто эта, восходящая от пустыни как бы столбы дыма, окуриваемая миррою
и фимиамом, всякими порошками мироварника?
7 Вот одр его - Соломона: шестьдесят сильных вокруг него, из сильных
Израилевых.
8 Все они держат по мечу, опытны в бою; у каждого меч при бедре его ради
страха ночного.
9 Носильный одр сделал себе царь Соломон из дерев Ливанских;
10 столпцы его сделал из серебра, локотники его из золота, седалище его
из пурпуровой ткани; внутренность его убрана с любовью дщерями
Иерусалимскими.
11 Пойдите и посмотрите, дщери Сионские, на царя Соломона в венце,
которым увенчала его мать его в день бракосочетания его, в день,
радостный для сердца его.
1-5.
Суламита ночью тревожно ищет своего Возлюбленного и наконец находит его.
6–11. Торжественный выход царя Соломона и торжество его бракосочетания.
1-5. Все, что рассказывается здесь, происходит в глубокую ночь (ст. 1) и
относится более к грезам и сновидениям Сумалиты, чем к действительности,
в которой, по библейско-еврейским понятиям, было бы непристойным для
невесты искать жениха ночью по улицам города (вероятно, Иерусалима), ср.
Притч VII:11. Гораздо более удовлетворительный смысл дает аллегорическое
объяснение данной главы. «Возлюбленные (солнце и земля) расстались с
взаимным томлением и скорбью. Особенно земля не может успокоиться, ей
тошно, ей не лежится на ложе. Стихи 1–2 третьей главы — прекрасное
поэтическое изображение той скрытой борьбы, которая чувствуется в
палестинской природе ночью, того трепета, который стоит в самом воздухе
и делает все окружающее как бы дрожащим. Земля ищет солнца и — скоро
найдет (весенняя ночь не длинна. ) Отдел оканчивается, как и
предшествующий, обращенным к населению Палестины заклинанием — не
портить той гармонии и любви, которые царствуют в кипящей медом и
молоком палестинской природе» (Олесницкий, с. 370–371). Мидраш
истолковывает данный отдел о религиозной и гражданской жизни Израиля во
время ночей (т. е. пленений) египетской, вавилонской, мидийской,
греческой и римской (s. 82).
6-11. Величественность изображаемой здесь картины побуждает священного
писателя вывести новую группу действующих лиц, именно хор подруг
Невесты, восклицанием ст. 6-го выражающих свои чувства восторга и
удивления пред открывающимся здесь величественным зрелищем. Общий смысл
нарисованной здесь картины обыкновенно понимается так, что здесь
изображается бракосочетание царя Соломона с избранною Невестою Песни
Песней, причем в ст. 6 представлено брачное шествие Невесты, в ст. 7–10
— встречный царский поезд жениха Соломона, а ст. 11 говорит о
бракосочетании их, как уже совершившемся факте. Вопрос или восклицание
ст. 6 естественно относить именно к Невесте и ее движению, как могут
подтверждать это и параллели VI:10 и VII:5. Что касается ст. 6–10, то
описание здесь одра евр. (митта) или носильного одра (аппирион = греч.
yore ton) и вся вообще изображаемая здесь обстановка парадного выхода и
всего придворного великолепия царя Соломона, вполне подтверждаются всем,
что известно о Соломоне из 3-й книги Царств и 2-ой Паралипоменон. Но
нельзя не упомянуть здесь того объяснения, какое дает рассматриваемому
отделу III:6–11 проф. А. А. Олесницкий, с точки зрения своей, уже
известной нам, теории о происхождении, смысле и значении книги Песнь
Песней. «Сущность этой строфы, говорит он, есть поэтическое изображение
восхода солнца, по котором, как мы видели в предшествующей строфе, земля
томилась в течение ночи… Изображение стиха шестого не может иметь
никакого отношения к человеческой фигуре; сравнение человека со столбами
дыма было бы не изящно и не натурально. Солнце же палестинское,
восходящее именно со стороны пустыни (так называлась горная область
Иудеи на восток от Иерусалима) среди синего пара вечно стоящего над
моавитскими горами, для наблюдающего с иерусалимских гор является именно
в столбах дыма, названного у поэта благовонным дымом мирры и фимиама, то
есть подобным тому дыму, который дымился на жертвеннике храма (выход
солнца встречался сожжением жертвы в иерусалимском храме» (с. 371).
Возражением против этого является женский род местоимения в вопросе:
«кто эта…» (евр. мизот) и отмеченная нами параллельность ст. 6 двум
другим местам (VI:10; VII:5), в которых, несомненно, имеется в виду
невеста. Первое возражение легко устраняется у проф. Олесницкого
указанием на то, что евр. шемеш солнце в древнейшем еврейском языке
женского рода, что подтверждается нередкою женскою конструкциею при нем
глагола, напр., Быт XV:17; ХIX:23 в Ktib, Наум III:17 (с. 359). Но
некоторая неожиданность появления в речи священного поэта
подразумеваемого (будто бы) шемеш остается в силе. Однако посредствующим
понятием является мысль о царе Израильском, а затем, как вершина всего,
имеется в виду и мысль о Мессии. «Восхождение «обетованного» (Ис XXX:26)
солнца — говорит в этом смысле проф. Олесницкий, — может означать только
момент появления ожидаемого исполнителя судеб Божиих о Его земле и
народе. И вот этот совершитель появляется в лучах вещественного солнца и
есть не кто другой, как царь Соломон, политическое солнце страны
(Solomon = перс. sol солнце). В III:7–11 говорится именно о восшествии
на престол Соломона и о торжественном появлении его народу. Изображенные
здесь необыкновенные носилки, подобно колесницам в VI:12, служат вместе
и царским седалищем и атрибутом солнца (4 Цар XXIII:12)… Бракосочетание,
о котором здесь говорится, есть завет, заключаемый между царем и народом
при вступлении царя на престол, и вместе поэтический завет солнца и
земли, который поэты всех времен и народов находили в весеннем отношении
солнца к земле. Но это не все. Соединение двух образов восхождения
солнца и вступление на престол великого царя должно было приводить в
сознание новый высший образ Мессии Царя, которого имя: Восток, и Солнце
Праведное. По объяснению Мидраша (Midr. III, 11, s. 99), под царем
упоминаемым в III:11, разумеется царь — Мессия, поскольку только он
может привести в гармонию явления тепла и явления холода, действия
Ангела зимы Михаила и Ангела весны Гавриила» (с. 372–373).
«Страх ночной» (ст. 8) — боязнь призраков и под. существовал у евреев с
древнейших времен (Иов IV:14; Руфь III:8; Притч III:23–25; Пс ХС:5) до
позднейших (Мф XIV:26).
